светлое будущее затмило горизонт...
Милая зарисовка. ОтсюдаРешено. Сегодня буду готовить голубцы
читать дальше
Голубцы//
Аня Бертман , маленькая добрая и некрасивая учительница английского языка пятый час бродила по неухоженной обской набережной, хотя в это время - на исходе октября - здесь ни людей, ни собак, ни настырных сибирских чаек. не было ни горько, ни тошно, только будто в животе сложилась речная воронка, в которую летели взакрут и душа, и мысли. Аня бежала на набережную топиться, но некстати вспомнила старую театральную байку про то, как столичный театр приехал с гастролями в маленький городок, где его принимал местная Музкомедия. Режиссер привез технологичную постановку "Грозы", в которой Катерина бросалась в оркестровую яму, символизирующую пучину Волги-реки. Но местный завреквизитом не нашел толстых матов и приспособил для мятежной Катерины переносной спортивный батут. Свидетели рассказывали, что долго в том финале гастрольного спектакля не принимала Волга тело Катерины выбрасывая его над оркестровой ямой. А музкомедии так больше и не довелось услышать оваций подобных этим. Вспомнившаяся байка театралку Аню не развеселила, но хотя бы встряхнула и идея стать октябрьской утопленницей казалась теперь глупой и неэстетичной.
Этим утром аниных студентов угнали в совхоз вести последний бой с подшефной капустой, пары отменились и маленькая умная Аня, воспитанная с юных лет суровой мамой Мариной Моисеевной в парадигме "если Бог не дал красоты будем брать через желудок" помчалась на рынок, разрабатывая на ходу тактику и стратегию роскошного ужина для молодого мужа, бледного субтильного альтиста Миши. Она выбрала пару средних тугих вилков капусты, молодой и зрелой с тонкими хрусткими листьями, потом круглый крупный лук, чтобы был не злым, но сочным, розовой говядины, не очень красных , крепких помидоров. Миша не был , увы, тем едоком, на которых любят смотреть хозяйки- ел он мало, ковыряясь вилкой, отодвигая то лук, то рис, кочевряжась и привередниЧая. Но Аня не сдавалась, выдумывая новые блюда и переписывая сложные, на две с половиной страницы, рецепты из маминой тетради.P
У подъезда стояли старые мишины "Жигули", хотя Миша обычно в это время репетировал в филармонии. Аня побежала по лестнице пешком, открыла дверь , "мишенька, а ты дома? Ты не заболе? а я голубцы буду делать" и остановилась в прихожей в одном ботильоне. В проем было видно, что расправлен диван, и Миша сидит уже какой-то растерянный и глупый, и чьи-то чужие , не мишины джинсы валяются на полу. И этот второй - мужчина...
... Миша был выставлен тем же вечером Мариной Моисеевной, благополучный подъезд дома, в котором жила местная культурная элита узнал много потрясающих достойных Бабелевского пера одесских образов и оборотов, самым мягким из которых был "гомоход со скрипкой"... Аня месяц пролежала пластом, похудела, позврослела и изменилась. К декабрю она уволилась из университета, коротко постриглась и напрочь бросила готовить.
После нового года объявилась однокурсница Нинка, красивая, сероглазая, развернутыми плечами и свежеразведенная. Бывший муж оставил Нинке носильные вещи, выставил из квартиры, но вручил отступные - "бизнесом займешься". шел 95й год и в их большом, но провинциальном городе не было еще ни одной частной школы иностранного языка. Они легко распредилил обязанности: Аня разарабтывала методики, писала планы, подбирала тексты и составляла расписание, Нинка "работала лицом". Первые группы состояли сплошь из молодых новых русских, бывших комсомольских лидеров и мечтающих выйти задорого замуж продвинутых девиц. К лету они сняли новое помещение, провели десяток интенсивов на теплоходах и к августу позволили себе отпуск - путешествие на Байкал.
На третий день на их базу приехали двое интеллигентных американцев, похожих на наших аспирантов -турслетников. Нинка стала краситься, крутить на ночь бигуди, и еще через пару дней они вместе ужинали и ходили в верховые походы. Нинка кокетничала, хохотала, роняла шарфик, Аня старательно записывала в блокнот услышанные фразовые глаголы и уточняла вторые и третьи значения новых слов. Ей очень понравился сдержанный, словно зашнурованный по самую шею Роб, юрист из Вашингтона, с темными внимательными глазами, редкой, но мягкой улыбкой , с привычкой таскать с собой книжку и в поход, и на завтрак, словно пытавшийся скрыться за необходимостью читать от лишнего общения. Ане казалось, что мужчины теперь если интересует ее, то исключительно из дружеских побуждений и для интеллектуальных разговоров. .. Они обменялись телефонами и номерами факсов.
В сентябре Ане пришла зарубежная бандероль В ней были книги и курс учебников. Рано утром в офис пришел факс - Роб уточнял , дошла ли посылка. Аня ответила. Так началась их переписка. Факсы уходили долго и мучительно, связь обрывалась, бумага не проходила, иногда она тратила несколько часов на одну страничку. Однажды промучившись полночи с соединением, Аня обнаружила, что единственно прошедшая страница была вставлена другойстороны и вместо написанного на обороте письма, Робу ушло прошлогоднее расписание занятий начальной группы...
Ане Бертман жилось комфортно в этом трансатлантическом романе, Роб был прекрасен, виртуален и додуман, а она не была готова к настоящим отношениям - не каждая девушка быстро оправится от осознания факта, что твой муж изменил тебе с товарищем.
Через год Роб приехал, через полгода улетела на неделю в Вашингтон Аня, у нее появился компьютер и интернет, они писали другу другу по электронной почте и аське. Они были понятны друг другу и в конце концов стали частью обихода, повседневности, только ее доброе утро было его спокойной ночи и наоброт. Аня была счастлива. Правда совсем перестала готовить.... Единственно, что беспокоило Марину Моисеевну , а потом стало саднить и Аню - какая-то глухая неопределенность. Роб был по-прежнему сдержан и приветлив, мягок и зашнурован. Решать "подвисший вопрос" взялись Марина Моисеевна и Нинка. Совместными стараниями Аня была отправлена в командировку в Вашингтон под предлогом разведки обменных программ для подростков-студентов, совершенствования языка и закупки новых книг.
Строго говоря Аня и сама не противилась плану, рассуждая, что лучше уж к одному концу, чем строить надежды, а еще лучше одной, чтобы без подвоха. Роб был деликатен, приветлив и искренне рад, они много гуляли и даже сходили пару раз на Русские гастроли, где давали сначала "Чайку" , а потом "Грозу". Аня грустила и видела знаки.
К концу последней недели Аня Бертман поняла , что главного не случится и ключевых надежд мамы Марины Моисеевны она не оправдает. Ни колец, ни предложений. Не страдала, не металась, почти с облегчением приняла и заскучала. Аня бродила по старой части города, грызла теплую ржаную булку, выбирала крошки из ангорского шарфа, дышала на замерзшие, ставшие арбузными пальцы, смотрела в витрины - пока не набрела, уставшая, на огромный, похожий на город, супермакет.
... Это был раж, Олимпийское десятиборье, бурлаки на Волге: она складывала в тележку глянцевые молодые вилки капусты, розовый влажный фарш, желтые неваляшки крупного лука, круглый рис, оранжевый строй крепкой морковки, помидоры, пучки радостной июльского цвета петрушки. Вспомнила, что у Роба нет даже масла, удивилась, что подсолнечное здесь дороже оливкового.
Оставшиеся дни Аня провела на странной робовой кухне , соединенной так как не было принято в СССР со столовой, с огромным пустым холодильником , барной стойкой и казалось никогда не пользованным набором кастрюль. Роб приходил с работы, смущенно заглядывал на кухню, где красная и яркая от куража и работы Аня отваривала в соленой воде капусту, вынимала кочерыжки, ошпаривала помидоры, чтобы потом снять с ним шкурку, а мягкую, размятую нежным пюре томатную плоть отправить в начинку, резала лук и морковку, мешала фарш с едва пропаренным в кипятке рисом и мелко порубленным луком, а потом туго заворачивала толстые котлетки в блестящие, уже послушные листья.
В последний вечер ужинали дома. Лоснящимися салатного цвета голубцами с соусом из петрушки и купленной в русском магазине сметаны, поджаренным досуха луком и маленькими американскими ржаными лепешками, которые так неожиданно подходили к русским аниным голубцам.
О будущем не говорили, расставались друзьями, добрыми знакомцами, случайными попутчиками, которым вдруг пришлось пройти хорошую, но не долгую дорогу. В морозилке на добрую память Робу Аня оставила 114 голубцов.
... Аня вернулась свободная и другая. Марина Моисеевна, женщина мудрая и проницательная, не терзала дочь расспросами, но Нинке сообщила, что Аня "опять готовит". Аня перестала сидеть до утра в интернете и пару раз сходила с Нинкой в клуб, где , впрочем, скучала , грустила и не слишком понимала как себя вести. Она снова приятно округлилась и отрастила каре. На свои занятия приносила то огромную чашку домашнего печенья, то шоколадный торт. Правда на заставке ее 486-го компьютера стояла вашингтонская погода, а будильник на полке с пособиями и методичками все еще показывалвремя минус 11 часов от местного.
....В первую субботу апреля Марина Моисеевна проснулась от раздражающе деликатных, но частых звонков в дверь. Словно звонивший никак не решался вдавить кнопку пальцем и заранее стеснялся хозяев, но был намерен идти до конца. за заклеенными окнами было слышно как ревет и негодуют вскрывшаяся ночью ото льда Обь и вопят рано объявившиеся голодные речные чайки, забивая и искажая привычный шум большого провинциального города. "Не надо уже кудахтать, когда добрые люди еще кофе не варили"- ворчала суровая Марина Моисеевна, открывая замок и цепочку. На пороге стоял смущенный, чуть бледный от дороги и джетлэга Роб. " Голуп-тсы - он выговаривал слова по- русски , тщательно и почти без акцента, - кончились... Всё... съел"
@темы: улыбнуло)